Детство Таисии Повалий

Мое детство прошло в Белой Церкви. Когда мне исполнилось три года, мама устроилась работать швеей на военном заводе, а меня отдала в детский сад. Каждое утро она уезжала на «развозке» за город, и потому в садик она меня не водила, а только сажала на автобус. Уже в то время мне пришлось быть самостоятельной: я сама проезжала четыре остановки, выходила и шла до самого садика какими-то закоулочками. Было страшно, а зимой по утрам было еще и темно. Мама всегда говорила: «Тебе, может быть, будут конфетки давать, или говорить что-то. Ты никого не слушай, беги от всех». Вот я и бежала по этим улочкам без оглядки… Садик, естественно, я очень не любила. А когда позже мама меня отправила единственный раз в жизни в пионерский лагерь, я проплакала всю неделю. Я с детства не люблю жить по общему распорядку.

Дома у нас был проигрыватель и очень много пластинок. Больше всего я любила слушать Эдиту Пьеху, Людмилу Зыкину, песню «Вернись лесной олень» Евгения Крылатова. И, конечно, подпевала. А с мамой мы исполняли народные песни.

Единственное, что я любила в садике — это музыкальный час. Помню, как все детки сидят в рядочек, а музыкальный руководитель начинает играть на пианино. Я получала необыкновенное удовольствие, а сам инструмент казался мне предметом из сказки. Видя такое мое желание петь, преподавательница стала меня забирать с тихого часа и учить музыке. Не зная нот, мне давалось это очень легко, и вскоре я без труда могла подбирать себе музыку для аккомпанемента.

Но в музыкальной школе, где я вскоре стала учиться, мне было очень неинтересно работать над гаммами и этюдами, всегда хотелось играть то, что я слышу. Но мне очень повезло с учительницей, которая преподавала фортепиано. Практикантка Ирина Васильевна Некрылова горела желанием преподавать. Она была молодая, красивая, умная, прекрасно одевалась, всегда с красивой прической и хорошим макияжем. Естественно, она мне безумно понравилась.

Наша музыкальная школа №1 в Белой Церкви находится в очень красивом месте. С троллейбусной остановки до нее нужно довольно долго идти через парк. И я всегда шла по этому парку и во весь голос пела — получала удовольствие.

А в 13 лет меня вдруг «пробило»: я обнаружила, что существует в этом мире и нечто другое, кроме музыки. «Мама, — говорю я,— музыку терпеть не могу! Я хочу гулять!». Появились мальчики, я стала ходить на танцы. Правда, дома меня мама на танцы не пускала, и я ездила к бабушке в село, там можно было все. В селе у меня появился мальчик, хорошо, что бабушка не рассказывала маме, что я прихожу домой в пять утра! Разрешилось все благополучно только благодаря мудрости моей мамы. К тому времени мои родители уже развелись, и мы с мамой жили вдвоем. Когда я маме сказала, что учиться больше не буду, мама меня стала уговаривать: «Доченька, я понимаю тебя, но ты же столько лет проучилось, жалко бросать. Закончи уже хоть на тройки, лишь бы диплом был!». Ну, раз «лишь бы диплом», то я согласилась. А потом уже гордость не позволила на тройки учиться, да и возраст этот переломный прошел.

А в 15 лет я стала совсем самостоятельной: уехала в Киев, поступила в училище имени Глиера на дирижерско-хоровое отделение. На вокал у меня даже документы не взяли: считается, что до 18 лет голос еще не сформирован. На фортепиано я не пошла, хотя подготовка у меня была очень хорошая, но там не было вокала.

У меня, когда я училась, даже секунды свободной не было. Помню, в общежитии у нас были репетиционные классы, мы в них занимали очередь, а заниматься там можно было только час: ведь куча людей! На лекцию опоздал — все, уже не пускают. А на выходные я ездила к маме в Белую Церковь на электричке: два часа туда, а потом затаренная продуктами — два часа обратно.