Рабочее утро. Большой город. Дождь.
С разных концов города двое идут навстречу друг другу.
Один не знает о существовании другого. Они просто идут на работу.
В это пасмурное мрачное утро им, как никогда, хотелось бы остаться дома и не выходить на улицу. Но они не могут себе этого позволить.
Их ведет под дождем судьба.
«Какой ужасный день», — думает Он, выйдя из подъезда дома и раскрыв зонт. — «А ведь это только начало. Полтора часа добираться в центр на работу. Троллейбус, метро и снова троллейбус, который никогда не приходит вовремя. Значит, две остановки пешком. В другие дни убеждаю себя, что прогулка полезна. Но сегодня…»
«К чему этот дождь? И зачем вообще идти на работу? В этом нет никакой острой необходимости. Ничего нового сегодня не произойдет, будь то в моем присутствии или в мое отсутствие. Нет никакой разницы, в сущности, сижу я с утра у себя в кабинете или нет. Никто даже не заметит моего отсутствия…»
«Но зачем же тогда? Неужели и правда никакой разницы, есть я или нет? На работе и вообще, в жизни? Какой след оставлю, прожив свою жизнь? Как след в этой луже: круги по воде и снова гладь. Словно меня и не было никогда. Нет-нет, что за мысли? Это все дождь! Такое мрачное утро, что тебя поневоле закручивает упадническое настроение. На самом деле… А что я на самом деле?»…
*****
«Ужасный дождь», — рассуждает Она, спускаясь в метро и стряхивая капли ледяной воды с красного зонтика. — «Под землей мне удастся проехать всего две остановки. А потом столько трястись на трамвае, которого вечно приходится ждать дольше, чем ехать! Как бы хотелось наблюдать за этим противным дождем из окна, сидя на теплой кухне и слушая песню чайника. Моя бы воля, никуда бы сегодня не шла. Если бы не этот ученый совет. Как он некстати сегодня! И ведь, главное, ничего не изменится, что бы мы там не приняли. Разве так уж необходимо, присутствовать и голосовать, когда от твоей воли на самом деле ничего не зависит? Кому нужна эта показуха?
И зачем дождь так уныло стучит по крыше? Я слышу его даже здесь, намного метров под землей, в переходах метро. Это нервное. Я просто не выспалась и потому с утра зла на весь мир. Или не на весь, а только на саму себя? Злюсь потому, что не могу ничего изменить и покорно плыву по течению. Если быть честной, то эта работа никогда мне не нравилась, я всегда понимала — здесь все не мое. Зачем же тогда? Зачем отданы ей почти семь лет. Каждое утро. Зимой, летом, в холод и дождь. Во всем виноват этот дождь!»…
*****
Он старается доказать себе и всему окружающему неприветливому мглистому дождливому городу, что не зря живет на свете. И не напрасно вышел сегодня из дому. Его работа важна для него и для многих других. Но, покинув туннели метро, он снова оказывается под дождем, иронично барабанящим по зонту и насмехающимся над всем смыслом рабочего дня.
«Ты не веришь себе самому», — убеждает дождь. — «Почему сегодня тебе не сидится дома, о человек? Что ты забыл на этой работе? Что ты забыл там?»
«Что забыл?.. А ведь и, правда, забыл что-то важное. Какой-то смысл, который поддерживал меня много лет. Пока мне казалось, что все идет, как полагается, и ничего не меняется, что-то неуловимо изменилось. Что же забыл? Разберемся…»
«Попытаюсь восстановить все с начала. Зачем мне работа? Почему человек сам себя гонит из дому в такую погоду, когда добрый хозяин не выгнал бы и собаку во двор? Разве я раб? Но в таком случае, сам же себе и надсмотрщик, поскольку принуждаю себя работать. И дело не в том, что иначе мне было бы не за что купить кусок хлеба. Я пять лет уже не был в отпуске. Почему? Я ведь заслужил его, но говорил сам себе каждый раз: «Еще не время. Сейчас надо работать, отдохнешь позже».
«Для чего или для кого откладывал я свои заветные дни «на потом». У меня нет семьи, и не для кого стараться заработать как можно больше, вкалывая без отпуска. С другой стороны, не с кем и тратить заработанное право на отдых. Значит, работа должна что-то значить для меня самого. Что она для меня?»
«Свобода», — ответил и удивился пришедшему неизвестно откуда ответу. — «Если вспомнить, что «свобода — это осознанная необходимость», то и работа получается сродни определению. Допустим, я мог бы отдыхать год или два. Финансовое положение мне это вполне позволит. Но это не доставит мне радости и не прибавит самоуважения. Почему? Как странно… Осознанный добровольный отказ от какой-то части своего свободного времени, осознанное участие в некоем коллективном процессе, всех тонкостей которого ты порой до конца и не понимаешь, странно, но именно это приносит чувство независимости. Даже не обмен своего времени на денежные знаки (хотя это немало повышает самооценку), а какое-то более тонкое ощущение того, что ты «делаешь что-то важное». Что-то производишь. Что-то меняешь в окружающей жизни».
«Работа — осознанный временный отказ от личной свободы во имя высшей свободы своей личности? Во загнул! Неужели сам придумал? М-да, какая только диалектика не полезет в голову в такую погоду! Хорошо женщинам. Им от природы дано чувство самодостаточности. Они способны выстроить вокруг себя новый социум — семью, и могут вполне полноценно реализоваться в домашних условиях. А нам нужны свершения и завоевания на чужой территории. Новые горизонты…»
*****
«Хорошо мужчинам!» — думает Она, выходя из метро под дождь. — «Это они любят устраивать себе трудности на ровном месте. Жаждут испытаний силы духа. В современном цивилизованном обществе любителям экстремальных развлечений они заменяют войну и охоту! Вот пусть и тащатся под дождем на работу. А мне и дома хорошо. Нас ведь зачем-то столько веков называли «хранительницами домашнего очага». Дайте мне поскорее очаг! И чтобы в нем непременно горел огонь — вокруг жутко мокро и холодно! Уж я бы постаралась сохранить уют и тепло для…»
Грустная улыбка скрывается под куполом красного зонтика. Ей не для кого беречь огонь. Она са-мо-стоя-тель-на в полном смысле этого слова. Мысль о том, что роль бессмысленного винтика в огромной системе не для нее, это всегда лишь другая сторона мечты о собственном маленьком деле, в которое можно смело вкладывать часть своей души. Не боясь, что эта часть безвозвратно рассеется на мельчайшие атомы в слишком сложном процессе продвижения результата к людям. Ее нынешняя деятельность заключается в бесконечных разговорах о ремонте крыши в неведомом и чуждом ей здании фундаментальной науки. Какое ей дело до всемирного научного прогресса! Ее привела в это величественное здание семейная дорога: прадедушка был академиком, дед — профессором, папа — доктор наук, брат — кандидат.
Она — наследница их величественных и абсолютно пустых для нее идеалов. Вот если бы наследством ее семьи была собственная кондитерская или малюсенькая бакалейная лавка. С огромным бы удовольствием она пекла булочки, мудровала над рецептами пирожных и фирменных солений. Варила варенье и обсуждала новости с соседками, зашедшими купить полкило ее новых французских плюшек с корицей. И участвовала бы в старинных европейских конкурсах на лучший рецепт шоколада или домашнего пирога. Туда она с невиданным энтузиазмом готова была бы вкладывать все свои познания в химии и биологии, с юности давящие на нее грузом «мертвой науки».
Всегда быть отличницей, изучая то, что не имеет для тебя ни малейшей ценности. Всегда идти по чужой проторенной дороге, не по своей… И что в итоге? Сырая кандидатская диссертация, совершенно не съедобная даже для ученого совета, не только «для жизни». А где ее жизнь? Ни семьи, ни детей, ни собственного дела…
Возможно, мужчин увлекает это величие и масштабы дела, к которому они причастны. Но для меня намного ценнее высоких фраз и глобальных идей что-то маленькое и простое, но сделанное своими руками. Без материального результата я не вижу смысла в работе. А деньги — они ведь только наполовину материальны, что ни говори.
Как стучит дождь по крыше трамвайной остановки. Даже здесь надо раскрывать зонт, чтобы хоть немного спрятаться от непогоды. Пусть бесстрашные рыцари от науки в такую погоду тащатся на работу, хлюпая доспехами и бороздя ножнами меча огромные лужи. Мое место этим утром определенно не здесь! Только где они, рыцари? Изнежились, измельчали, не показываются под дождем. Скрылись от окружающих и от сырости за тонированными стеклами верных «Rosinant»-ов, и убеждают себя, что в этом и состоит подвиг. Ах, они не остались дома! Глядите, какие молодцы, едут на работу, скользя по мокрому асфальту, часами потрескивая «мобильниками» и листая журналы в «пробках». Любуйтесь храбрецами, восхищайтесь ими!
Тоже мне! И этих людей теперь называют «мужчинами». Найдешь тут своего принца, способного защитить тебя от дракона. Да что уж о драконах. Защитил бы, по меньшей мере, от проливного дождя…
*****
Он решил все-таки не дожидаться троллейбуса, пройтись пешком. В сером потоке, который кружил разноцветные зонтики и увлекал их вместе с их обладателями вниз по бульвару, было что-то завораживающее. Он чувствовал себя щепкой, под черным парусом несущейся по течению в неведомую даль. Казалось, улица впадает не в обыкновенную серую площадь, на углу которой возвышается типовая многоэтажная башня со стеклянным кристаллом на крыше. Сквозь вьетнамскую штору из холодных струек и капель, бахромой летящих с края зонта, видно, что бульвар впадает прямиком в море, а знакомая многоэтажка с офисами за каждым окном выглядит кораблем на причале.
Судя по всему, корабль скоро уберет трап и отчалит в ежедневное плавание, так поспешно бегут к нему через улицу пассажиры, которых ждет работа в одной из многочисленных «кают-компаний». Он тоже невольно ускоряет шаг по мере приближения к проходной, хотя еще минуту назад ему пришла мысль: «Как было бы хорошо, чтобы это путешествие под дождем никогда не заканчивалось. Меня несет куда-то по воле дождя и волн, и далекая цель так ясно видна на горизонте»…
*****
Его действительно слегка заносит на повороте. Наверное, из-за громоздкого зонта. Он столкнулся с какой-то женщиной и поспешил извиниться. Ступив под бетонный козырек навеса, она опустила свой красный зонтик и улыбнулась.
— Ничего страшного. Прошу, если вы торопитесь…
— Что вы, только после вас. Возможно, я старомоден, но предпочитаю пропустить вперед даму.
— Спасибо. Но право, было бы куда спешить…
Она грациозно повернулась и прошла в стеклянную дверь. Жемчужные капли слетали с полы ее плаща и зонта, когда турникет закружил ее, пригласив на тур вальса. Свою беседу они продолжают возле лифта.
— Вам какой этаж?
— Девятый.
— Подумать только, а мне на восьмой. Мы работаем рядом и до сих пор никогда не встречались.
— Я чуть не опоздала сегодня. Видимо это из-за дождя.
«Боже, благослови этот дождь!» — захотелось воскликнуть ему, но вместо этого он всего-навсего вежливо спросил, не знает ли она маленькую закусочную «Как дома» напротив их здания.
— Разумеется. У нас многие бегают туда в перерыв. Покупают блинчики и потом разогревают в микроволновке. А некоторые там же и обедают. Говорят, неплохо. И не слишком дорого.
— Да, я сам часто провожу там обеденный перерыв. С домашней кухней, наверное, не сравнить, но мне, по правде говоря, не с чем сравнивать. Вы могли бы… помочь мне по достоинству оценить тамошнюю кулинарию. Ведь женщины в этом разбираются лучше нас.
— Как, впрочем, и во многом другом! — она смеется.
Ему тоже становится весело. Она согласилась! Так просто и сразу. Лифт только призывно распахнул перед ними свои объятья, а он уже договорился встретиться с ней тут же, на проходной во время перерыва и вместе пойти обедать. Как быстро пронеслись мимо восемь этажей. Намного быстрее, чем обычно.
Они расстаются, чтобы встретиться всего через несколько часов. И возможно, вечером, в конце рабочего дня. Идти домой им в разные стороны, но если дождь к тому времени не перестанет, он непременно рыцарственно захочет проводить ее. Под его огромным зонтом вполне хватит места для двоих, особенно если идти совсем рядом. И если такое согласие сохранится между ними и дальше, то они не расстанутся больше никогда. Даже если она вскоре сменит работу и откроет собственный маленький магазинчик, а он будет вынужден уходить на работу в любую погоду.
Время от времени поглядывая за окно, каждый из них с удовольствием убеждается, что дождь лишь усиливается, и льет, льет, льет так, словно вознамерился вовсе не выпустить их с работы домой. И странное дело, двое из многотысячной армии служащих, населяющих многоэтажный офис-корабль, не имеют ничего против этого произвола.
«Боже, благослови этот дождь, пусть он никогда-никогда не закончится…»
