Александр Вертинский
Имена многих наших всемирно известных сограждан знают далеко за пределами нашей страны. А что знаем мы о тех, для кого наш город был городом детства, первых ярких впечатлений, стартовой площадкой для дальнейших жизненных успехов? А ведь их немало — известных артистов, музыкантов, ученых, военачальников, политиков и бизнесменов... |
|
«Ты усталый паяц, ты смешной балаганщик с обнаженной душой…» Книгу своих воспоминаний Александр Вертинский начал так: «В годы моего детства мы жили в Киеве на Фундуклеевской улице… Улица та поднималась от Крещатика вверх и, дойдя до Пироговской, красиво спускалась вниз к Еврейскому базару». Не сомневаюсь, что вы узнали бульвар Шевченко… Будущий артист еще подростком потерял родителей и жил у своей тетки. Он часто бывал во Владимирском соборе, где до слез восхищался живописью Васнецова и Нестерова, а во время праздничных богослужений по-детски завидовал прислуживающим сверстникам, облаченным в белое и торжественно выносившим из алтаря высокие свечи. Вероятно, именно тогда зародилась в его душе любовь к истинной красоте. С годами любовь к театральному действу крепла. Юному лицедею «безумно хотелось играть, то есть, главным образом, показывать себя на сцене». В «Контрактовом зале» на Подоле (нынешний Гостинный двор) вечером можно было снять зал под любительский спектакль. Юные фанатики сцены ставили и водевили, и классические пьесы, зрителями были их родители, родственники и друзья. У Вертинского с театральной карьерой не сложилось: он сильно картавил. Но мечта о театре не умирала — и Вертинский отправился покорять Москву.
В Московском Художественном театре набирали по конкурсу статистов, но и здесь счастье отвернулось от него. Зато удалось зацепиться в Театре миниатюр. Хозяйка театра не платила начинающему актеру, но позволила каждый день приходить к обеду. Так «за борщ и котлеты» А. Вертинский стал актером. Здесь он начал петь и сочинять свои песенки-«ариэтки». О нем заговорили, песни приобрели бешеную популярность. В витринах кафе и магазинов были выставлены его портреты в костюме и гриме Пьеро. Что находила в нем публика? «Я и сам не знал. Петь я не умел. Поэт я был довольно скромный… Даже нот не знал. Что их так трогало во мне?.. Песенки-новеллы, где был прежде всего сюжет. Содержание. Действие, которое приходит к естественному финалу… Очевидно, я попал в точку». Вертинского заметили опытные антрепренеры и помогли ему стать настоящим концертантом. В необъятной России публика восторженно его принимала, забрасывая цветами и подарками. Бенефис Вертинского состоялся в день Октябрьского переворота, цветы артист вез домой на двух извозчиках, но, услышав выстрелы, возницы отказались следовать дальше. Цветы отнесли к памятнику Пушкина. Начиналась эпоха социализма.
Вертинский мог бы повторить слова песни одного из советских киногероев: «И носило меня, как опавший листок…» Во время Первой мировой он служил санитаром, на фронте сумел избавиться от кокаиновой зависимости. Ему довелось встречаться с совершенно разными людьми, например, с белым генералом Слащевым и выдающимся комиком ХХ столетия Чарли Чаплином, певицей Надеждой Плевицкой, Федором Шаляпиным, шахматистом Александром Алехиным. Куда только ни заносил певца ветер эмиграции: Турция, Румыния, Польша, Германия, Франция, Палестина, США, Китай… Он открыл истерзанную ностальгией душу той части русской эмиграции, что готова была принять любую участь, лишь бы «взглянуть на родную страну». Вертинский стал зеркалом этой души, привнеся бесценный вклад в духовную жизнь русского зарубежья.
Последние годы эмиграции певец прожил в Шанхае. Здесь он в пятьдесят лет женился на юной дочери эмигрантов — Лиличке было девятнадцать лет. Со своей юной жены и «двух доченек» он сдувал пылинки до конца жизни. В 43-ем Вертинский обратился к советскому правительству с просьбой о гражданстве: «Жить вдали от Родины теперь, когда она обливается кровью, и быть бессильным ей помочь — самое ужасное». Вернувшись на Родину, артист активно гастролирует и снимается в кино. Его принимают с восторгом, благодарят за ту толику романтики, которую он дарит своим слушателям. Более трех тысяч концертов — и ни одной рецензии. В беседе с журналистом мэтр сцены горько заметил: «Ничего вы не напишете. Я существую на правах публичного дома: все ходят, но в обществе говорить об этом не принято». Его спасала любовь публики. Воистину, что имеем — не храним, потерявши — плачем. |