ТРИ ДНЯ В БОЛЬНИЧНОМ ЛЮКСЕ

Банкир (в возрасте безошибочно предпенсионном) попался не просто шумный, но буйный. С распоротым от и до животом, он ежеминутно вскакивал с койки, обрывал «хвосты» капельниц, нервно пытался выпутаться из остальных, висящих и торчащих из него трубок, и громогласно требовал жареной картошки с мясом. Вбегающему в разгар каждого приступа буйства медперсоналу банкир всякий раз властно объявлял, что уходит домой. Какими словами он ругал свою жену! Вскоре люди в белых халатах стали вслух подозревать, что у бедняги, возможно, белая горячка (иногда такое случается с алкозависимыми в первые послеоперационные часы). Жена, проигнорировав оскорбления супруга, встала на его защиту, засвидетельствовав, что он вообще не пьет. Она говорила, что в голове у мужа из-за наркоза, очевидно, произошло короткое замыкание. В результате, женщина оказалась права: к вечеру, когда остатки наркоза покинули организм любителя жареной картошки, он притих и превратился в послушного, тихого, добродушного старичка-ребенка. А уж с женою как стал старомодно вежлив! Население палаты облегченно вздохнуло, обретя потерянную было надежду на тихую ночь в послеоперационном покое. К полуночи все готовы были вздремнуть — женщины незаметно устроились на незанятых койках без белья по соседству с родными. Погас свет. Засопели носами. Кто-то из мужчин даже успел несмело всхрапнуть. И тут веселившийся днем мобилочный болтун начал постанывать, потом стонать и вскоре издавать душераздирающие крики. Все проснулись в ужасе: что случилось? Оказалось, у парня, раздирая ткань почки по живому, пошел камень, потревоженный, видимо, вливаемым физраствором. Имеющиеся обезболивающие инъекции справиться с этой адской болью не могли, и несчастный парень кричал и мучился до 11 утра второго дня, когда появился лечащий врач и переадресовал его в отделение урологии.

Как только палатное общество оправилось от ночного кошмара, начался дневной: к постели незаметного язвенника подошла женщина, очень похожая на моль, и нудным голосом сообщила, что она врач-анастезиолог, обезболивала его во время операции и попросила за свои услуги… 150 грн. Володя, сделавшись окончательно прозрачным, запаниковал: денег у него не было, в семье были проблемы, никто, кроме сына-школьника его не проведывал. Он просил госпожу Моль отсрочить неожиданный долг, но неумолимая леди не обратила внимания на мольбы. Она появлялась каждые полтора-два часа, и безцветно бубнила: вы достали деньги?.. Несчастный нервно дергался, вскрикивая, и был близок сменить одну клинику на другую, специализирующуюся на душевных недугах. Вечером Моль пообещала, что зайдет к Володе завтра с утра, и все вздохнули в предчувствии временного облегчения.

Шла вторая ночь в клинике. Палата улеглась спать (сон, как известно, исцеляет больных), в надежде, что хоть теперь это удастся. Не тут-то было, — дверь распахнулась, под потолком взорвались резким светом электрические солнца, и в палату на каталке въехал новенький с резкой болью в области подреберья. Его переложили на оперативно освобожденную женой банкира койку, но он тут же вскочил и во всю глотку заявил, что «спецназ не сдается!» Утихомирить коммандос удалось лишь через несколько часов. Учитывая, что его «взяли» прямо из-за праздничного стола — он с приятелями отмечал свой день рождения — ни документов, ни денег у мужчины при себе не было. Что значительно осложнило процесс лечения. «Когда будут деньги или лекарство, позовете, я сделаю укол», — сказала сестра милосердия и удалилась. Заветную ампулку отдал новенькому язвенник Володя, и вскоре уколотый спецназовец сдался, источая пары деньрожденного перегара и гомерический храп. Утром его осмотрели и отпустили домой — спазм миновал. После этого мама журналиста не выдержала: сказала «хватит» и достала мобилку. После короткого делового разговора, она потребовала у лечащего врача документы, объявив, что намерена перевезти сына в другую больницу — место ему уже готовят.

На этаже начался непривычный ажиотаж: хирург уговаривал маму остаться. Мама выражала решительное несогласие и неприятие. Врач воззвав к сыну, напомнил, что спас ему жизнь и попросил уговорить маму, видимо, ее мобильный собеседник был человеком влиятельным. Все закончилось тем, что семье предложили перебраться в люкс — отдельную одноместную палату со всеми удобствами. Посовещавшись, мама и сын с опаской согласились.

Комнатка оказалась на том же этаже за углом, маленькая, давно не ремонтированная и ощутимо прокуренная. Но одноместная. Переносить вещи помогали все ходячие товарищи по несчастью. Журналиста уложили на кровать, маме выпросили раскладушку. Спаситель-хирург витал над всем этим, как шмель, пытаясь обратить внимание мамы на свою заботливость. Кстати, как одно из условий переезда в люкс, а не в другую больницу, мама с сыном вытребовали у врача освобождение Володи от навязчивого внимания Моли-анестезиолога, и действительно, больше она у его изголовья не появлялась.

Оставшись наедине с сыном, мама обследовала апартаменты и с огорчением обнаружила, что тут не работает туалет: пластмассовый поплавок, который призван держать нужный уровень воды в лишенном крышки баке, был грубо зацеплен за его край, следовательно, вода не поступала. Освободив поплавок, мама вскоре обнаружила на полу в туалете большую лужу — где-то была течь. Уведомленный о неприятности хирург сначала посоветовал семье пользоваться туалетом в бывшей палате, но, встретившись с удивленным взглядом мамы, поторопился уточнить, что он пошутил, а с унитазом сейчас разберется. Мама вернулась в люкс и принялась ждать больничного сантехника. Но вместо ожидаемого визитера пришел сам хирург — в белоснежном халате, аккуратно постриженный, с ухоженными руками, с тонкими чувствительными пальцами. Известно, что пальцы у хирурга — такой же бесценный и всячески оберегаемый инструмент, как у скрипача. Не снимая с груди болтающегося фонендоскопа, доктор принялся обследовать унитаз. Вскоре он определил причину течи — какой-то важный болт на дне бака проржавел и ослаб. «У меня есть такой болт», — радостно сообщил маме хирург и, перекрыв воду с помощью поплавка, принялся вручную вывинчивать проржавевшую деталь. Последняя никак не поддавалась. Врач настолько сосредоточился на своей работе, что его движения вокруг унитаза напоминали танец какой-то невероятно красивой, диковинной птицы. Хирург громко сопел, работать было неудобно, вскоре он позвал сестру, чтобы она что-то там придержала, пока он занимается болтом. Сестра через три минуты помощи возмутилась и ушла делать больным уколы. Мама, заразившись азартом хирурга, вызвалась заменить дезертирш,у и сражение хирурга с прохудившимся унитазом вошло в новую стадию. «Нет, так дело не пойдет, надо пойти взять инструменты, — смирился доктор, вытирая рукавом крупные капли пота, оросившие его лоб. — Не отпускайте эту штуку, я сейчас вернусь». Через пару минут он вернулся с инструментом… хирургическим. Ухватив упорствующий болт зажимом (что-то похожее на ножницы с одной стороны, а с другой — на крепко сжатый металлический рот фантастического существа с характером тисков), мужчина стал осторожно его проворачивать и вскоре гнусная железяка вылезла из своего проржавевшего гнезда. Хирург и мама радостно посмотрели друг на друга — это была их вторая совместная победа (первая — спасенная жизнь журналиста). «Все, кризис миновал, — констатировал хирург, — сейчас мы завинтим новый болт, он прижмет вон ту пластинку на дне бака, и вода перестанет протекать». С помощью того же зажима новый болт, который случайно хранился где-то в одном из ящиков в кабинете врача, был надежно водворен на место и намертво «затянут». Немедленные испытания подтвердили профессионализм выполненной работы. Мама поблагодарила доктора за заботу, он пожелал ей и ее сыну здоровья. Они, мило улыбались друг другу, стоя в открытых дверях туалета, где удовлетворенно урчал бак унитаза, наполняясь свежей водой.